А.Я. Флиер

Искусство в культуре или культура в искусстве?

Аннотация. В статье рассматривается система взглядов в отношении искусства как составной части культуры и, наоборот, культуры как составной части искусства. Аргументируется авторская точка зрения, согласно которой искусство нельзя впрямую отождествлять с культурой, и необходимо все время подчеркивать, что есть области культуры, не отражаемые искусством.

Ключевые слова. Культура, искусство, отрасль деятельности, модальность деятельности, коллективная культура, индивидуальная культура.
 

Согласно современному взгляду, имеющему широкое распространение, искусство является частью культуры, причем наиболее важной, системообразующей ее частью. Т.е. культура понимается в первую очередь как система художественных образов, созданных творчеством художников, композиторов, писателей и поэтов, и т.п. Такой культ искусства в культуре связан с тем, что в Новое время именно образы литературы и искусства стали главными эталонными выразителями доминантных культурных паттернов, объектом социального влияния и подражания. По всей видимости, в этой связи и произошла смысловая контаминация понятий искусства и культуры (характерная именно для Нового времени), их объединение в единую отрасль деятельности. Такой взгляд сегодня преобладает и в системе государственного управления культурой; в большинстве стран мира министерства культуры занимаются в первую очередь поддержкой искусства.

Эту контаминацию можно обнаружить и в трудах многих отечественных ученых и вузовских преподавателей [1]. Здесь я вижу в первую очередь влияние немецкой Франкфуртской школы философии – В. Беньямина, Т. Адорно, М. Хоркхаймера, Ю. Хабермаса и др., акцентирующих свои исследования, в том числе, на эстетике и социологии искусства. Впрочем, далеко не все российские сторонники контаминации искусства и культуры являются осознанными последователями Франкфуртской школы (такими, как Н.А. Хренов и Е.Н. Шапинская) и вообще последователями какой-либо научной школы. Их тяготение к объединению искусства и культуры является скорее плодом их профессиональных заблуждений и некомпетентности.

С такой контаминацией не согласны антропологи, считающие главными компонентами культуры обычаи и язык. Они трактуют культуру как систему поведенческих стереотипов, определяющих социальные взаимодействия людей в обществе, и паттернов сознания, регулирующих социальные отношения, основания идентичности и пр. [2]. Здесь акцент делается на этнической локальности культур. У социологов культуры своя позиция, акцентирующая социальную детерминированность всех культурных проявлений человека и интегрирующую роль культуры в обществе [3].

Собственно культурологи мечутся между этими взглядами, примыкая то к одному, то к другому. Культурологи-исследователи, как правило, разделяют взгляды антропологов и социологов [4], а вузовские преподаватели обычно стоят ближе к позиции эстетиков, склоняясь к объединению искусства и культуры.

Следует сказать, что вопрос понятийной контаминации искусства и культуры далеко не столь прост, как может показаться, хотя в практике государственного управления по сей день доминирует именно такой поход. Научные сомнения в обоснованности такой контаминации существуют уже давно, и я являюсь горячим сторонником понятийного разведения искусства и культуры. Моя логика при этом такова:

Искусство является одной из отраслей человеческой деятельности. В этом смысле искусство – такая же отрасль, как машиностроение, животноводство, религия, наука и пр., выделяющееся своей технологией и производимым продуктом. Продукт искусства (включая художественную литературу) не спутаешь с продуктом машиностроения или животноводства, ибо он обладает своей спецификой, своими особыми параметрами, что характерно для каждой отрасли деятельности.

Культура же не отрасль, а универсальная модальность деятельности, в том или ином виде присутствующая в каждой отрасли, обеспечивая возможность коллективного взаимодействия. Эта потенция используется не всегда, но она в принципе есть и ее обеспечивает именно культура. Точно так же и язык является не отраслью деятельности, а ее универсальной модальностью, обеспечивая обмен информацией между производителями, потребителями, посредниками и иными участниками всякой деятельности и правильное понимание этой информации. Ни культура, ни язык не производят своего специфического продукта, но они содействуют конструктивному протеканию процедуры производства какого-либо продукта и всех иных процедур, при которых имеет место общение между людьми.

Еще одно принципиальное различие между культурой и искусством заключается в том, что  культура и любое культурное явление в той или иной мере и в том или ином виде преследует цель социальной интеграции, объединения, организации деятельности и образа жизни в коллективных формах, формирования локальной идентичности. Культура – это инструмент взаимопонимания, универсальное средство снятия конфликтогенных напряжений в межличностных отношениях, залог согласия и миролюбия участников коммуникации.

Искусство же целей социальной интеграции осознанно не преследует, хотя латентно очень способствует ей. Основная социальная цель искусства, как представляется, заключается в создании образов эмоционального отношения к миру, интерпретированных в рамках личного жизненного опыта художника/писателя/музыканта/режиссера и пр. [5]. Эти образы очень воздействуют на сознание зрителя/читателя/слушателя и играют большую воспитательную роль. К тому же следует помнить, что большую часть своей истории искусство было составной компонентой религиозного культа и отражало культурный опыт именно религии. Самостоятельной отраслью деятельности искусство стало недавно, только в Новое время.

Хорошо известно, что культура не передается с генами, а ей нужно специально обучаться (как и языку). В свое время я систематизировал основные каналы обучения культуре [6] и пришел к выводу, что, хотя все эти каналы участвовали в трансляции культуры всегда, но в разные эпохи приоритет в этом вопросе принадлежал разным каналам. Например, в первобытную эпоху доминировал канал межпоколенного воспроизводства культуры посредством домашнего воспитания, освоения обычаев и участия в родовых/племенных ритуалах. Практически все население участвовало в коллективных обрядах и ритуалах, поэтому культурная компетентность всех была более или менее равной. Интерпретация культуры, по всей видимости, осуществлялась в рамках традиции, которая на протяжении тысячелетий передавалась из поколения в поколение.

В аграрную эпоху в трансляции культуры доминировала религия, в те времена включавшая в себя и науку, и образование, и искусство. Именно религиозные образы и герои были объектами для подражания людей той эпохи. Книги и высокое искусство были практически недоступны для большинства населения. В средневековой Европе основным каналом знакомства с культурой был приходской священник, который и был главным интерпретатором культуры, естественно, придерживаясь канонов исповедуемой религии. На Востоке было примерно то же самое. Отсюда и специфика культурного сознания эпохи.

В индустриальную эпоху наука, образование и искусство выделились из религии в самостоятельные отрасли деятельности, и приоритет в воспроизводстве культуры закрепился в основном за искусством. Как уже говорилось выше, в Новое время главным транслятором культуры стали литература и искусство, чем, по всей видимости, и вызвана современная понятийная контаминация искусства и культуры, как единого воспитательно-регулятивного культурного комплекса. Распространение грамотности и процессы бурной урбанизации очень способствовали этому. В городах были музеи, библиотеки, театры, концертные залы, потом появилось радио и телевидение, и городское население постепенно приобщалось к искусству. Сложилось представление о том, что искусство и есть главное воплощение культуры и наиболее полное ее выражение. Главными интерпретаторами культуры стали писатели и художники, среди которых встречались и гении, и посредственности. Культурные интерпретации стали много сложнее и субъективнее.

Но время идет, и в наступающей постиндустриальной эпохе основным каналом трансляции культуры, на мой взгляд, становится межличностная коммуникация. Ее функционирование поначалу было связано с языком, потом с письменностью, затем с электронными средствами связи. Сейчас в условиях массовой компьютеризации и развития Интернета дистантная межличностная коммуникация в форме блогов начинает вытеснять даже СМИ. Освоение культуры всегда воплощалось в информационном обмене, сконцентрированном в разные времена в ритуалах, религии, искусстве. Сейчас наиболее актуальным транслятором культурных паттернов становится межличностный информационный обмен. Основными интерпретаторами культуры становятся интернет-блогеры, гуманитарная эрудиция которых варьируется от очень высокой до очень малой. Думаю, что к концу XXI века нам придется привыкать к контаминации культуры и общения.

Возникает вопрос, каковы же подлинные параметры соотношения искусства и культуры? Я думаю, что объективно ответить на этот вопрос нельзя; и моя точка зрения отражает лишь мое профессиональное мнение социолога культуры. Эстетик ответил бы на этот вопрос иначе.

Место искусства в культуре связано с качеством исполнения некоего конечного продукта. Недаром слово «искусство» является однокоренным со словом «искусный». Искусно сделанный продукт может встретиться в любой отрасли деятельности (и мы знаем множество примеров тому), но именно в художественном творчестве (искусстве) исключительное качество изготовления продукта (произведения) стало обычной нормой. Некачественно изготовленный продукт просто не может быть признан произведением. В принципе это встречается в любой отрасли деятельности, но именно в искусстве такое качество признается нормативным. Таким образом, первый (но, конечно, далеко не единственный) признак произведения искусства – это исключительное качество его изготовления. Не стоит забывать, что в прошлом произведениями искусства считались любые вещи, изготовленные с исключительным качеством, а художником – искусный ремесленник.

Место культуры в искусстве связано с определением социальной приемлемости, во-первых, процедуры изготовления и, во-вторых, параметров формы конечного продукта. Опять-таки эта «культурность» процедуры и продукта распространена в любой отрасли деятельности, но там она не очень актуальна. Думаю, что никому не придет в голову в машиностроении делать продукт, социально неприемлемый для общества. В искусстве тоже не было такой проблемы, когда все произведения выполнялись в традиционных формах (в первобытную и аграрную эпохи). Но в индустриальную эпоху вошла в моду оригинальность формы художественного произведения, и споры по поводу социальной приемлемости того или иного произведения стали нормой художественной жизни. В принципе это началось еще с Ренессанса, но особенную актуальность приобрело, начиная с рубежа XIX-XX вв. – искусства авангарда.

«Культурность» в любой отрасли деятельности – это именно социальная приемлемость продукта (прежде всего символика его формы). Конечно, все локальные культуры разные, и то, что вызывает одобрение у папуасов Новой Гвинеи, может встретить непонимание у европейских потребителей; или наоборот. Все это очень сложно, но, тем не менее, проблема социальной приемлемости существует, и именно ей определяется «культурное качество» любого продукта деятельности и прежде всего произведения искусства.

В понимании этой проблемы очень важное место занимает соотношение коллективного и индивидуального начал в деятельности. Изначально человеческая культура зарождалась как программа именно коллективной деятельности. В первобытную и аграрную эпохи все социально значимые деяния требовали концентрации и объединения усилий большого числа людей – загоновая охота, строительство ирригационных сооружений, пирамид, фортификаций, войны и т.п. Культура успешно обслуживала эту коллективную деятельность. Но постепенно в некоторых областях сначала интеллектуальной, а затем и художественной деятельности индивидуальное творчество стало более эффективным – в философии, богословии, драматургии, скульптуре, затем в литературе, живописи, музыкальной и архитектурной композиции, науке и т.п. Недаром эпоху Возрождения называют эпохой открытия человеческой индивидуальности [7]. Конечно, индивидуальное творчество зародилось много раньше, но именно с Возрождения оно было социально легализовано.

Родилась культура индивидуального творчества. Как это может быть соотнесено с культурой социальной интеграции? Объяснение нужно искать в дюркгеймовской теории углубления специализации в деятельности в ходе истории [8]. По мере возрастания специализированности человеческой деятельности снижалась эффективность ее коллективных форм и повышалась эффективность форм индивидуальных. И эта тенденция проявляется в последние века на всех площадках социальной активности человека; с соотношением коллективного и индивидуального начал связана и проблема политической свободы, выходящая на первый план с XVIII века.

Конечно, здесь все зависит от степени интеллектуальности той или иной деятельности. В Новое время этот уровень интеллектуальности возрастал во всех областях. Искусство, наряду с философией и наукой, оказалось в числе наиболее интеллектуальных областей социальной практики. И это способствовало особому статусу искусства в культуре Нового времени.

Нужно рассмотреть еще и вопрос происхождения искусства, в частности связь этого происхождения с культурой. Родилось ли искусство в недрах культуры? По поводу генезиса, как культуры, так и искусства было высказано множество суждений. Я не буду сейчас вступать в дискуссию по этому поводу, а только выскажу свое мнение.

Искусство, на мой взгляд, родилось в процессе подражания (имитации) наблюдаемой, а позднее и воображаемой действительности. Недаром уже в древнегреческой эстетике присутствовало понятие «мимесиса», т.е. подобия искусства реальной жизни. Древнейшие дошедшие до нас произведения изобразительного искусства (рисунки и скульптурные поделки) являют собой очевидные фигуративные имитации какой-то наблюдавшейся реальности. Нужно заметить, что и у животных имеются определенные приемы имитации действительности – это игра. Но если прагматические цели игры понятны – это учебно-репетиционное воспроизводство охоты и т.п., то цель имитативных изображений (а наверняка еще имели место и звуковые имитации, и пластические – танцы и ритуальная жестикуляция, и пр.) прагматически необъяснима. Скорее всего, здесь преследовались какие-то магические цели. Т.е. искусство генетически родственно религии. Здесь можно предположить, что древняя мифоритуальная практика в ходе истории разделилась на религию и искусство, что объясняет мифотворческие тяготения искусства и его  огромное социальное влияние.

Какое все это имеет отношение к происхождению культуры? Никакого. Культура трансформировалась из социального поведения животных и являлась поведенческой программой, обеспечивавшей коллективный характер деятельности и образа жизни людей. Никакой имитации реальности древнейшие известные нам артефакты культуры не осуществляли; а только регулировали коллективные взаимоотношения в общине в формах обычаев и ритуалов. Т.е. уже при своем зарождении искусство и культура преследовали разные социальные цели и никакого касательства друг с другом не имели.

Искусство стало отображать элементы культурного опыта лишь по мере превращения его в элемент религиозного культа, когда объектами изображения стали боги и мифологические герои. Именно они стали первыми эталонными образцами для подражания в реальной жизни. Вот тогда и появились первые связи искусства с культурой, которые необычайно развились в последующем.

Проблема контаминации искусства и культуры получила особую актуальность в образовании. В отечественном образовании конца XX – начала XXI вв. историю культуры в основном принято читать как историю искусств. Это считается наиболее простым способом освоения данного курса, и у такого подхода есть удачные примеры [9]. Но это обманчивое заблуждение. На самом деле это наиболее сложный вариант изложения дисциплины, на реализацию которого способны лишь блестящие специалисты. Они учитывают, что имеются многие области культуры, не охватываемые и не отражаемые искусством, – такие, как социальная интеграция, разделение человечества на локальные культуры, социальная детерминация сознания человека и его идентичности, особая роль социальной престижности в процессах культурной изменчивости и т.п. Их нужно отобразить в курсе и найти для них адекватные яркие формальные образы за пределами искусства, на что способен далеко не каждый преподаватель.

На многих гуманитарных факультетах отечественных вузов культурология преподается как межвидовая история искусств. Это заметно отличается от академического искусствоведения, где выдерживаются четкие границы между знаниями по отдельным видам: музыковедением, театроведением, собственно искусствоведением (теорией и историей изобразительного искусства) и т.п. Здесь же культурология трактуется как межвидовое знание об искусстве. Естественно, это предельно далеко от взглядов культурологической науки, понимающей культуру как систему норм социального сознания и поведения людей, к которой искусство имеет весьма опосредованное отношение. Но, к сожалению, далекая от науки трактовка культурологии как межвидового искусствознания (причем на крайне поверхностном уровне изучения) в отечественном образовании имеет большое распространение.

Ну, и, наконец, об участии науки в разрешении этой проблемы. Ученые мало внимания уделяют этому вопросу. Они люди дисциплинированные; раз отраслевое управление искусством и культурой отдано в руки одного министра, то «государству виднее». Категорическим противником контаминации искусства и культуры был основоположник российской культурологии Э.С. Маркарян. Я тоже являюсь сторонником четкого предметно-проблемного разведения науки о культуре и науки об искусстве, соприкасающихся лишь по касательной.

Исследования искусства с позиций культурологии, имеющие сейчас большое распространение, по сравнению с академическим искусствоведением, – это, конечно, не наука, а публицистика. Собственно и в публицистике нет никакого греха, а есть просветительская польза, если не обманывать читателя и честно называть это публицистикой. К сожалению, такая честность ныне почти не встречается. А в принципе, публицистические рассуждения о социологии искусства, в рамках которых осуществляется большинство культурологических работ по искусству, вполне полезная область околонаучной рефлексии. Только нужно научиться называть вещи своими именами. Искусство не может быть удовлетворительно познано научным методом культурологии, поскольку культурология изучает объект с точки зрения его социальной приемлемости (основной вопрос культуры), а не с точки зрения его художественного качества (основной вопрос искусства). Но интересные наблюдения могут иметь место  и здесь.

Таким образом, можно заключить, что место искусства в культуре в принципе сопоставимо с местом науки, образования, религии, экономики и пр. В этом плане искусство ничем не выделяется. Просто в Новое время искусство стало наиболее эффективным каналом межпоколенной трансляции культуры и одним из ярких проявлений индивидуальной культуры, с чем и связана смысловая контаминация обоих феноменов. Но это временное явление.

Место культуры в искусстве тоже примерно равно ее месту в иных отраслях деятельности. Наиболее значимо место культуры в образе жизни. В первобытную и аграрную эпохи образ жизни занимал центральное положение в социальной практике человека. Но в индустриальную эпоху он уступил приоритет профессиональной деятельности, сейчас являющейся основой социальной практики, а образ жизни отступил на второй план, в основном в сферу досуга. Это тоже способствовало повышению значимости искусства как инструмента культурного воспитания.

Но все это явления переходящие. Сегодня композиция тех или иных социальных практик выглядит описанным образом, а завтра она сложится по-иному. Так или иначе, нельзя не признать, что искусство является важнейшей отраслью социальной деятельности и важнейшим каналом межпоколенной трансляции культуры. Но оно является самостоятельным феноменом, с собственными социальными задачами, и заслонять им всю культуру, полностью подменять им понятие культуры не стоит. Культура как универсальная модальность деятельности гораздо шире искусства и ее социальные функции гораздо значительнее.
 

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] См., например: Аронов А.А. Культурный ренессанс в России: учебник для гуманитарных вузов. М.: МГУКИ, 2006. 130 с.; Шапинская Е.Н. Избранные работы по философии культуры. М.: Согласие-Артём, 2014. 456 с.; Хренов Н.А. Искусство в исторической динамике культуры. М.: Согласие, 2015. 752 с. и др.
[2] См., например: Чебоксаров Н.Н., Чебоксарова Н.И. Народы, расы, культуры. М.: Наука, 1971. 272 с.; Арутюнов С.А. Народы и культуры: Развитие и взаимодействие. М.: Наука, 1989. 247 с.; Соловьева А.Н. Этничность и культура: проблемы дискурс-анализа. Архангельск: КИРА, 2009. 231 с. и др.
[3] См., например: Михайлова Л.И. Социология культуры: Учебное пособие. М.: ИТК «Дашков и К», 2005. 344 с.; Орлова Э.А. Социология культуры: Учебное пособие для вузов. М.: Академический проект, 2012. 575 с. и др.
[4] См., например: Костина А.В. Национальная культура – этническая культура – массовая культура: «Баланс интересов» в современном обществе. М.: УРСС, 2009. 216 с.; Пелипенко А.А. Постижение культуры: в 2 ч. Ч. 1. Культура и смысл. М.: РОССПЭН, 2012. 607 с.; Флиер А.Я. Избранные работы по теории культуры. М.: Согласие-Артём, 2014. 560 с. и др.
[5] См. об этом также: Каган М.С. Морфология искусства. Л.: Искусство, 1972. 440 с.;  Борев Ю.Б. Эстетика: в 2 т. Смоленск: Русич, 1997. 576+640 с.; Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб.: Искусство, 1998. 704 с. и др.
[6] См.: Флиер А.Я. Высокая культура культурного человека // Исторические повороты культуры: сборник научных статей (к 70-летию профессора И.В. Кондакова /сост. и общ. ред. О.Н. Астафьевой. М.: Согласие, 2018. С. 398-405.
[7] См. об этом: Eco, Umberto. Arte e bellezza nell’estetica Medievale. Milano: R.C.S. Libry & Grandi Opere S.p.A. 1994 (Эко У. Искусство и красота в средневековой эстетике. СПб.: Алетейя, 2003. 256 с.).
[8] Durkheim, Émile. De la division du travail social. Paris: Presses  Universitaires de France, 1893 (Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991. 575 с.).
[9] См., например: Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры: учебное пособие для вузов. М.: Аспект-Пресс, 1997. 686 с.; Каган М.С. Введение в историю мировой культуры: в 2 т. СПб.: Петрополис, 2001. 383+320 с.

© Флиер А.Я., 2019

Статья поступила в редакцию 16 марта 2018 г.

Флиер Андрей Яковлевич,
доктор философских наук, профессор,
главный научный сотрудник
Российского НИИ культурного
и природного наследия им Д.С. Лихачева,
профессор  Московского государственного
лингвистического университета.
e-mail: andrey.flier@yandex.ru